Новости МВД России

Главная » Уральский федеральный округ » Свердловская область

«Настоящий опер должен быть артистом и журналистом, врачом и бомжом, а еще таксистом…»

28 марта 2016 года


Главный свердловский «мент-работяга» о том, почему не стоит смотреть на преступный мир свысока.

«Настоящий опер должен быть артистом и журналистом, врачом и бомжом, а еще таксистом…»

«Хочешь пообщаться с настоящим честным ментом-работягой — найди Натига Байрамова»,— так мне однажды отрапортовал один из бывших свердловских оперов, более известный сейчас своей адвокатской практикой. Нашел, поговорил. Натиг Байрамов сейчас — заместитель начальника управления уголовного розыска ГУ МВД России по Свердловской области. Начинал еще в 1980-х рядовым сотрудником. В 1990-е работал по Тимуру Свердловскому, криминальному авторитету, считавшемуся племянником Деда Хасана и смотрящему по Свердловской области. Из недавнего — разбирался с уличными бандами в Артёмовском и Березовском.

Человек оказался не просто «живой энциклопедией» криминального мира трех последних десятилетий, но и интересным рассказчиком.

Натиг Магомедович, сколько вы работаете в органах полиции, ну, или милиции — я так понимаю, вы начинали еще с таким названием?

—Почти 28 лет, начал в 1988 году с 1 апреля.

С 1 апреля — так специально дату подобрали?

—Случайно (смеется). Все время в уголовном розыске.

По образованию вы же не юрист?

—Был горный инженер, потом окончил специализированные курсы. Сейчас на базе этих курсов институт МВД создали на улице Корепина, 66. Там был практически основной курс юридических дисциплин: полный курс оперативно-розыскной деятельности — это то, чем я сейчас занимаюсь, работа уголовного розыска, уголовное, административное, гражданское право, криминалистика. Но самое главное — был сильный преподавательский состав, кандидаты наук все и много профессоров. Многие с большим опытом практической работы.

Почему вы из горных инженеров пошли в милиционеры?

—Честно говоря, с детства мечтал стать юристом. Потом на каком-то этапе у меня произошли изменения в мозгах, и было желание стать математиком. Я в Баку учился в специализированной физико-математической школе, действительно сильной республиканской школе №1. У меня были серьезные успехи, дипломы первой степени на олимпиадах. Планировал поступать в МГУ, но, когда приехал, прием документов уже закрыли. Стал искать технические вузы. Так получилось, что у нас один из выпускников уже здесь (в Свердловском горно-геологическом институте — прим. ред.) учился. Я продолжал заниматься математикой в институте, помогал многим кандидатам наук делать расчеты для докторских работ. Потом пошла коммерческая деятельность, и многие просто забросили все это. А я тогда решил осуществить мечту — стать юристом.

Почему курсы МВД?

—Это был самый простой и быстрый вариант. За год ты получал квалификацию юриста. И курсы были уже привязаны к райотделам. Вот я до курсов стажировался при Кировском райотделе милиции. Мой первый учитель — сейчас министр МВД Удмуртии, генерал-майор Александр Сергеевич Первухин. Он был тогда старшим опером в Кировском. Я под его началом нарабатывал опыт. Начало работы, кстати, пришлось на серьезные изменения в стране: через несколько лет это была уже другая страна, начался рост криминала…

Не возникало мысли уйти — все-таки зарплата молодого милиционера не бог весть что?

—И зарплата не такая, да ее и задерживали часто. Но из моих коллег в то время уволилось не так много. Большая часть осталась, хотя жили, чего греха таить, тяжело. Вынуждены были даже халтурить. Было время, когда нам даже официально разрешили участвовать в мероприятиях по охране магазинов, складов. Все было организовано через вневедомственную охрану. Если напрямую халтурили, то увольняли.

И на это же время пришелся расцвет всевозможных преступных группировок, самые мощные из которых и поныне на слуху… Тимура Свердловского знали

(считался смотрящим по Свердловской области; умер в московской больнице в январе 2014 года — прим. ред.)

?

—Он на моей территории жил, в Кировском районе. Сейчас это называется отдел №2, микрорайон ЖБИ обслуживает. Знал и тех, кто тогда только поднимался — это «Центр», «Уралмаш». С некоторыми из них, когда учился в институте, занимался борьбой. Это были серьезные спортсмены. У них не было тогда еще такой серьезной финансовой подпитки, тогда они просто занимались рэкетом. Это сейчас среди них много состоятельных. Население их боялось настолько, что даже заявлений не писали сперва.

Тогда город гремел убийствами Вагина, Широкова, вы тоже принимали участие в их раскрытии?

—Вагин — это не моя территория. В то время я работал в Кировском РУВД. У меня были покушения в доме, где Тимур жил, на улице Высоцкого, 10. Потом в 1994 году там же совершили убийство доцента архитектурного института. Перепутали подъезды, и с внешностью обманулись — он был чем-то схож с Тимуром. Потом взрыв в подъезде был, это год, наверное, 1995-й. Один из участников остался на месте — был взрывом разорван, другой получил осколочное ранение. Это был знаменитый Загорулько, который до сих пор числится в розыске. В принципе, с него и пошло раскрытие, я первый с ним работал, обыск делал. Потом передали в УВД города, потом области, в следственную группу вошли даже сотрудники ФСБ.

Поступали вам предложения от криминалитета перейти к ним?

—На удивление, ни разу. Хотя моя работа такая — я знал и лидеров, и простых участников. К сожалению, многих нет в живых. К сожалению — потому что могли бы понести ответственность за совершенное, выйти и дальше жить ради своих детей. Потом мы взрослели, они взрослели.

А угрожали?

—С их стороны такого не было ни разу, надо отдать им должное. Хотя были моменты, когда я наносил серьезный урон их преступной деятельности. Самое главное — не унижать, и тогда они с уважением будут относиться. Как-то раз был даже такой эпизод — задержали серийного насильника. Он расплакался и как на духу все рассказал. А потом приходят его друзья и говорят: «Дай нам, мы его на куски порвем». Была его родная сестра, заявила: «Мы от него отвернулись». Да, они могут отвернуться, это их личное дело! Но для меня это работа, я не мог от него отвернуться, должен был с ним общаться. И что-то живое в нем все равно осталось — говорил, например, что любил маму. Хотя мам насиловал в присутствии детей. Гнусные такие преступления совершал.

Большая у него серия была?

—Шестнадцать преступлений. На Каменных палатках жертв караулил, потом переместился в другой район Шарташа. Устраивали засаду на него, взяли, когда он пытался совершить изнасилование 12-летней школьницы, отбив девочку у учительницы палкой. Честно говоря, не знаю, как его судьба сложилась, хотя обычно отслеживаю.

По вашему мнению, облик преступности изменился за последние годы? Есть ощущение, что сейчас 1990-е уже мифологизируют и, когда говорят о преступниках той поры, отмечают, что они были хоть и жёсткими, но держали свое слово, а сейчас, мол, не так все?

—Так и есть. Происходит деформация не только преступного мира, но и всего населения. Эта тенденция не только в нашей стране, по всему миру так. Серьезно влияет Интернет. Он способен нанести достаточно серьезный урон психике наносить. Еще один фактор, на мой взгляд, телевидение. Некоторые каналы сегодня просто страшно смотреть. По количеству преступлений — да, идет снижение в статистике. Но по характеру преступления больше стали именно гнусные. Изнасилования, например, родители стали детей насиловать, среди учителей, тренеров такое встречается. А в плане совершения краж, грабежей никаких коренных изменений не произошло. Единственное, что в 2015 году мы зафиксировали небольшой рост краж. Хотя по кражам транспорта ситуацию удалось стабилизировать. Происходят изменения по разбойным нападениям.

Какие?

—Раньше не было у нас таких объектов, как банкоматы, центры микрокредитов и займов. Опять же этническая преступность — это все дает серьезные негативные моменты.

С точки зрения технического оснащения преступности, что поменялось — все-таки XXI век на дворе, постиндустриальное общество?

—Раньше все было, если так можно сказать, примитивно, традиционные воровские методы «работы». Эти традиции сохраняются и сейчас. Но у них появились серьезные финансовые ресурсы. Идет серьезный пласт преступлений в сфере Интернета. А там, скажу я вам, работают сегодня самые серьезные преступные умы. Все это создает определенную сложность. Против нас здесь серьёзная сила. Но мы тоже не стоим на месте и работаем на опережение. Вот вам пример, когда первые банкоматы только появились, я естественно прогнозировал, что там теперь будут совершаться преступления. Стали достаточно плотно работать со службой безопасности, с владельцами банков по созданию рубежей защиты: видеонаблюдение, сигнализация, операторы все время отслеживают ситуацию. Как результат — мы первыми в России задержали серьёзную группу, которая совершала кражи из банкоматов и разбойные нападения. Практически первооткрывателями были в России.

Это вы о группировке скриммеров?

—Нет, каргополовская группа. Они совершали нападения на объекты с банкоматами. Даже сторожей били и связывали, забирали суммы по 3-4 млн рублей за раз. Мы сбили вместе с банками эту волну, задержали одну банду, потом вторую группу, третью. Сейчас эти преступления есть, но их значительно меньше. Потом появились пункты микрозаймов. Сейчас стали раскрывать достаточно большие серии. А они пошли нам навстречу, стали устанавливать рубежи охраны.

Современные налетчики — кто эти люди?

—Есть люди из-за границы, нам поляки попадались, латыши, выходцы из Литвы, украинцы, молдаване, гагаузы. Как правило, они «гастролируют» по России и совершают преступления. Кстати, мы первыми в России сделали автоматизированную базу «Мошенник», сейчас идет процесс наполнения данными. Надеемся, что через год пойдут результаты. Смысл такой: есть в каждом отделе бумаги, которые так и остаются в таком варианте, и есть сводки. Соседний райотдел не имеет доступа к этим данным, и, чтобы узнать что-то, ему надо звонить соседям и узнавать, есть ли аналогичные преступления. Сейчас все это сводят в единую электронную базу, доступ к ней будет через пароль из каждого отдела. Информацию можно отслеживать в режиме онлайн.

По России система пока не видит массив данных?

—Пока не видит. Но мы такое предложение — объединить базы — высказали. Это необходимо. У нас есть большой объем заявлений от граждан, которые стали жертвами мошенников из других регионов и стран. Особенно это касается интернет-покупок. Собак покупают, нижнее белье, машины. Был случай — на чемпионат мира по футболу билеты покупали через Австрию, а потом к нам писали заявления — спасите, помогите. Такие расследования, кстати, и трудоемкие, и затрат требуют больших, приходится даже летать в другие регионы. Получается, что преступление совершили на 2 тыс. рублей, а на раскрытие его тратится сотни тысяч.

Пример из жизни. Человек отправил 100 рублей на спасение панды в Ярославском зоопарке. Потом решил проверить, позвонил в зоопарк, а там ему говорят: «Какая акция, какая панда? У нас панды никогда не было!». Понятно, что мошенники.

Очень часто журналисты рассказывают об акциях по сбору денег, например, раковым больным, там тоже встречаются мошенничества?

—Сколько угодно. Мы очень сердобольный народ, на этом и играют преступники.

Вам самому не мешают ваши знания, не начинаете все видеть в черном цвете?

—Абсолютно нет. Я с большим удовольствием общаюсь с любыми людьми, я очень на самом деле люблю людей. Просто убеждаюсь предварительно, что человеку действительно нужна помощь. Никакой трансформации моей личности нет. Слава богу, сам из простой семьи и вырос в деревне. А там народ еще проще

Мы поговорили с вами про трансформацию преступников, а изменился ли среднестатический сотрудник полиции, как отличаются те, кто сейчас приходят в полицию, от вас прежних?

—Они стали более грамотными в работе с компьютерами. Это важно, особенно если учесть, что вся документация идет в электронном виде. И у нас есть сотрудники, скажем так, старой формации. А вот по общему уровню образования, честно говоря, идет ухудшение. Эта система тестирования отучает людей думать. Это видно. Есть еще один минус. Наша работа сотрудника уголовного розыска такая, что он должен быть и артистом, и журналистом, и врачом, и бомжом, таксистом — кем угодно. Человек должен найти общий язык с любой категорией граждан. Этим ценен оперативный сотрудник, ему постоянно приходится играть роль, чтобы получить информацию о том, кто собирается нарушить закон, где и как. В этом плане современное поколение тоже немного проигрывает нашему. Это, наверное, в целом происходят изменения в обществе.

Есть те, кто приходит сюда как к «кормушке»?

—Сказать, что нет, я бы соврал. Есть, но они выделяются сразу. В уголовном розыске труд коллективный, в одиночку здесь ничего не сделать. Если такой нечистый на руку человек приходит, то его в течение месяца-двух выводят на чистую воду. Некоторые начинают бегать по службам. Но они нигде не приживаются. А если мы видим, что это граничит с преступностью — это квалифицируется однозначно как предательство. В любом случае человек попадает под «колпак». Идет доклад руководителю, в службу собственной безопасности.

Следственный комитет, кстати, закончил расследование уголовного дела по сотрудникам ОМВД Заречного, они обвиняются в пытках задержанных. Ситуация такая тоже неоднозначная…

—Неоднозначная, согласен.

Я разговаривал со многими операми — они считают, что вообще вся их работа с точки зрения закона на грани фола.

—Сфера очень тонкая. Когда мне говорят, что я оказываю психологическое воздействие на подозреваемого, то я отвечаю, что для законопослушного человека любой вызов в полицию — это уже психологическое воздействие. Когда работаешь с человеком, это вообще взаимная психологическая атака всегда — ты его прощупываешь, а он в то же время тебя. Поэтому важно, как трактовать все это. Ситуацию с Заречным я бы не стал комментировать. Единственное, надеюсь, это не помешает нашей совместной работе с СК. Если есть факт, расследуйте, как положено. Там, насколько я понимаю, очень много невыясненных моментов. Извините, если при задержании было оказано сопротивление, то оно просто должно было быть подавлено. Я каждый день читаю сводку, и сейчас каждый день кто-нибудь колотит сотрудников полиции. Это нормально? Я не хочу сказать, что среди нас нет нарушений, но все надо тщательно расследовать.

Когда оперов из Заречного суд арестовывал, их коллеги обещали в ответ устроить Следственному комитету «итальянскую забастовку» — мол, больше никаких реакций на просьбы поработать с подозреваемым, все только по закону. Обещание выполнили?

—Знаете, такие заявления делались в горячке. Это неправильный подход абсолютно. Такую позицию на самом деле никто не поддерживает. «Итальянская забастовка» хороша для Италии. Делить нам нечего. Сотрудник уголовного розыска всегда ходит на грани, лишь бы грань была в пользу дела. Мы делали и будем делать эту работу. Были разные ситуации, и ругались, и амбиции были, но все это не должно выйти за рамки. Не должен страдать от этого человек, у которого убили родственника, ему неважно, что мы там делим.

В обществе есть такая претензия — название сменили, аттестацию прошли, но ничего толком не изменилось. С вашей точки зрения, переаттестация полиции дала какой-то результат или оказалась пустой затеей?

—Мы на эту тему сами много разговаривали. Сказать, что полностью избавились от всех тех, от кого надо было избавиться, нельзя. Это мое мнение. В целом, мне кажется, исходя из реалий, своевременно все сделали. Что касается сокращения, то это, может, даже и неплохо — лучше будут работать оставшиеся.

Вам лично приходилось прощаться с коллегами?

—Да. Поступили достаточно честно: оценивали по личному вкладу в работу и тем, кто попал в список, я об этом сообщил еще за полгода. В итоге всех пристроили. Кого-то в УВД города, там люди даже на повышение пошли, кто-то ушел в другие территории области. Чтобы просто так взять и выкинуть людей — такого не было. Все должно делаться для решения проблем граждан. Уберите автоинспекцию с дорог области на час — и на дорогах будет коррида. В пример приведу вам Артемовский. Несколько лет там были серьезнейшие попустительства со стороны всех правоохранительных органов, и население просто довели до отчаяния. Я там год проработал со своими сотрудниками по наведению порядка.

Это когда в 2011 году предотвратили массовую драку между местными группировками?

—Это было окончание, победный конец, так сказать.

Есть в области территории, где сложнее работать с точки зрения преступности, Тавда или Ивдель, например, где много колоний?

—Провальных районов в этом плане сейчас нет. Был период — в Сысерти возникала ситуация сложная, я туда с ОМОНом ездил, сейчас ситуация выправилась. Была ситуация в Реже, был период сложный в Заречном. В Березовском была ситуация, когда нападение в кафе произошло и сотрудник полиции стрелял одного из лидеров преступной группировки. Я год своей жизни потратил на Березовский. В итоге все — полиция, прокуратура, ФСБ, Следственный комитет — объединили усилия и город почистили. Собрали уголовные дела и довели расследование до конца.

А Сагра?

—Я, честно говоря, сразу предлагал возбудить уголовное дело по хулиганству и всех участников задержать. Приезжих в первую очередь, но и местных тоже. Там виноватые, что с одной стороны, что с другой — не вызвали же милицию, а забили «стрелку», взяли в руки оружие. Но ошибка наша все же была, могли бы сыграть на опережение.

Наш разговор мы начали с историй о Тимуре Свердловском. После его смерти в 2014 году в Свердловской области фактически нет так называемого смотрящего, на жаргоне — область «красная». Поэтому, когда в январе этого года из челябинской колонии вышел Авто (вор в законе Автандил Кобешавидзе), его сразу окрестили претендентом на эту вакансию. По вашему мнению, новый смотрящий у области все-таки появится или все это для нас сейчас уже как предания?

—Еще ни одному государству в истории человечества не удалось победить преступность. Наверное, и не удастся. Сказать, что это все в прошлом, я бы не рискнул. Пока могу сказать с уверенностью, что полиция Свердловской области достаточно сильная, несмотря на все перемены. Мы не потеряли свой потенциал и занимаем ведущие места. Область у нас сильная экономически, и это привлекает, в том числе криминал. Кроме того, у нас остаются колонии, и мы от этого никуда не денемся. Поэтому преступный мир без внимания регион не оставит. Мое мнение — воры должны находиться на зоне. Для того зоны и задумывались. На свободе с таким преступным званием делать нечего.

Материал подготовлен при содействии пресс-службы ГУ МВД по Свердловской области

Автор: Игорь Евгеньев

ИА JustMedia

Фото: Валерий Горелых



Ссылка на текст новости: http://mvdrus.ru/news/698923-nastoyaschiy-oper-doljen-byit.html

Ссылка на первоисточник: https://66.xn--b1aew.xn--p1ai/news/item/7470518/